Остроменский Михаил Петрович
политический любомудр,
МОО «Вече», ВПП «Партия Дела», МОО «Альтернатива»
Давайте попробуем порассуждать…(V)
О равных возможностях и справедливости (II)
«Все люди равны. После соответствующей обработки».
Станислав Ежи Лец
V
В первой части рассмотрения вопроса о равных возможностях людей и о справедливости, мы установили, что поскольку человек – общественное существо и его разум, его личность есть продукт социальный, то и результаты труда человека есть результаты не только его, но и общества. Отсюда можно сделать вывод о необходимости перераспределения внутри общества произведённых им продуктов. Но как? Мы установили две основные модели такого распределения: одна либеральная – основанная на разуме, вторая базирующаяся на справедливости.
Одним из постулируемых отличительных преимуществ либеральной модели, сиречь разумной, называют наличие интенсивных социальных лифтов, позволяющих талантливым и работящим представителям мизинных людей подняться на самый верх социальной иерархии. Утверждается, что при другом общественном устройстве и другой экономической основе лифты эти не функционируют или недостаточны.
Что тут сказать?
Мы не будем указывать на пример СССР, где чуть ли не все руководители самых разных уровней были выходцами и из самых низов, из глубинки Империи. Или на Китай, и коммунистический и современный. Ладно. Здесь была революция и целенаправленная политика по замене доминирующей общественной силы и ротации в правящей группе. Возьмём другие времена и другие институты, и другие страны. Посмотрим, есть ли там т.н. «социальные лифты», которыми столь кичится либеральный капитализм и масштабны ли они.
Начнём с того, что существует и уже очень давно, такой общественный институт как Церковь. Пусть это будет христианская Церковь. Вот Московское Царство и Российская Империя, а значит Русская Православная Церковь. Не будем брать святителей, праведников и старцев – обладавших авторитетом и влиянием на социум сравнимым с авторитетом и влиянием центральных властей: преп. Серафим Саровский, св. прав. Иоанн Кронштадтский, Оптинские старцы – большая часть которых были самого мизинного происхождения. Посмотрим лишь на церковную иерархию. Самую высшую.
Что мы увидим? Из 10 Патриархов до синодального периода (1589 – 1700 гг.) трое были простолюдинами, происхождение троих неясно (это с большой вероятностью позволяет утверждать, что они не относились к высшей знати), двое были из мелких служилых людей и лишь двое были представителями родовой знати – бояр. Т.е. 80 % Патриархов совсем не отличались родовитостью и богатством. Следовательно, мы имеем не случайные всплески, не каких-то царских фаворитов или отдельных баловней судьбы, а результат естественного процесса внутри Церкви.
Патриарх, напомним – был вторым лицом в государстве! Его власть и влияние на общество не только были сравнимы, но порою превосходит царские. Не имея административного ресурса способного тягаться с государством, Патриарх обладал гигантской духовной властью. Его слово – устное или письменное, разносилось по всей стране и принималось глубоко в души верующих людей. Вспомним значение писем Патриарха Гермогена (к слову, происхождения из донских казаков) в деле объединения и духовного возрождения России в период Смуты. Можно сказать, что он один, своим мужеством и непреклонностью, заменил для русского народа всю центральную власть, в то время уже потерявшую способность и желание к организованному сопротивлению польской интервенции, практически сдавшуюся и сдавшую.
Патриарх опирался и на огромную сеть монастырей, разбросанных по всей стране. Материальное богатство церкви было сравнимо с царским. Собственно роль и масштабы влияния Патриарха на все сословия государства и были, думается, основными причинами упразднения Петром I патриаршества в Русской Православной Церкви. Он боялся конкуренции во власти и возглавления Патриархом организованного сопротивления своим реформам. Причём сопротивления такой силы, масштаба и охвата различных слоёв общества, с которым он совладать никак не был в состоянии. Пётр I видел, какое огромное влияние имел патриарх Никон (по происхождению простой крестьянин) при отце своём, царе Алексее Михайловиче Романове. Он знал о противостояние митрополита Московского и всея Руси Филиппа II царю Ивану Грозному. И потому Пётр I по настоящему опасался, даже боялся Церкви. Он так, по Промыслу, и не поборол сей страх до конца. В результате его политика в отношении Православной Церкви была хоть и безобразна, но непоследовательна. Пётр не решился ввести в Империи протестантизм, ограничившись введением табаку, бритьём бород и глумлением над церковью на «Всешутейший, Всепьянейший и Сумасброднейший Соборе»
Иначе, Церковь, являясь, по распространённому обыденному мнению, наиболее консервативным и зарегулированным институтом, по факту была мощным социальным лифтом. Это организация, где успех определялся почти исключительно собственными усилиями, трудом и талантом человека, без определяющей привязки к наследству и родственным связям, ибо перед Богом – все равны.
Идём далее. Современная литература о бизнесе полна примеров т.н. «self—made man» – людей, «самих себя сделавших». На этих образцах предлагается строить другим своё поведение. Брать с них пример в подражание. Даются описания ярких биографий тех, кто поднялись «из грязи в князи». Собственно это одна из основных частей, один из базовых атрибутов государственного политического идеи-идеала США – т.н. «американской мечты». В этом же и основа аргументов оправдания системы распределения при капитализме на основе «разума», а не справедливости. Принято считать, что эти «самосделанные люди», на регулярной основе, появились только при буржуазном, демократическом устройстве общества и государства. Ранее же их совсем не было. А те, что были, суть случайные выскочки, фавориты, любимчики и протеже.
Однако история нам говорят иное. Пресловутые социальные лифты в обществе в целом и в предпринимательстве, в частности, не только были, но и работали всегда интенсивно.
Вот род Строгоновых, по крайней мере, с конца XV века известен. Не бояре, не дворяне. По настоящему современные деловые люди. Хоть сейчас в «кейс» для обучения на курсах повышения квалификации предпринимателей. Надо только потрудиться и брать в пример не Рокфеллера или Ротшильда, а Строгонова или Ермолина – одного из основных подрядчиков строительства каменного Кремля в Москве, или Никитниковых, что происходили из Ярославских посадских людей и богатством своих палат чуть не затмевали царские…
Большинство известнейших русских предпринимателей вышло не из знати, а из мелких служилых людей и крестьян. Часто крепостных, как например, Разоревы или Абрикосовы, Морозовы. Из монастырских, Прохоровы – основатели знаменитой Трёхгорной мануфактуры. Из государственных крестьян – Демидовы, Мальцевы. Последние – создатели знаменитого Мальцевского промышленного района. Из простых служилых людей – Рябушинские. Среди 30-ти, наиболее богатых предпринимателей Российской Империи начала XX-го века, более половины были потомками крестьян.
Ну, то Россия, скажут! Она единственная, скажут. Тут такое деиться… Она, мол, не показатель.
Но и заграница нам в помощь. Начиная со знаменитых экзаменов, для поступления на чиновную службу – кэцзюй, практиковавшихся в Китае на протяжении почти 1300 лет и дававших реальную возможность пробиться на верх простолюдину. Так, главным советником императора Цинь Шихуанди, много способствовавшем его успеху в объединении Китая, был Ли Сы, дровосек по первоначальной профессии. История Китая вообще богата на славные биографии мизинных людей «сделавших» самих себя. Зачинатель имперской династии Хань – Гао-Цзу был родом из крестьянской семьи. Лю Юй – основатель династии Сун, происходил из крайне бедной семьи мелкого чиновника. Чжу Юаньчжан – основатель династии Мин, четвёртый, младший сын в крестьянской семье, чтобы не умереть с голоду пошёл монахом в буддийский монастырь. Это не говоря уже о всяких первых министрах, тайных советниках и прочих евнухах. Опять можно возразить – Китай, там отродясь не было жёсткой кастовой структуры, да ещё Конфуций со своим «достойным мужем», для которого важна не знатность рода, а личные качества… Стоп, стоп, стоп… Но тогда о чём речь? Только о Европе?
Хорошо Европа. Оставим Византию, там и так всё понятно. Никак не подпадает под либеральное требование отсутствие социального лифта в недемократических государствах. Французское королевство конца XVII-го первой половины XVIII-го веков. Блистающий абсолютизм! И там… По свидетельству Алексиса де Токвиля, большая часть чиновников, вплоть до верховных интендантов, были выходцами из средних слоёв и не принадлежали к аристократии и ко дворянству вообще. Можно перечислить некоторые фамилии, самых выдающихся: Николя Фуке, Жан-Батист Кольбер, Николя де Маре, Жак Неккер…
И это мы не рассматривали ещё армию!
Наконец, для полноты картины, добавим следующие факты, в противу вышеприведённым, теперь по устройству современных демократических государств.
Большая часть (25 из 44) президентов США происходили из высших слоёв общества или имели очень-очень приличное состояние. На данный момент из 44 президентов 4 раза президентами становились родственники бывших президентов (всего 8 человек или 18%). Судя по последним веяниям, тенденция эта сохранится. В начале текущей президентской компании наиболее вероятными кандидатами в президенты США на выборах 2016 года, сегодня значились: Хиллари Дайана Родэм Клинтон, жена 42-го президента Уильяма Джефферсона Клинтона, от демократической партии и Джон Эллис Буш, от республиканцев. Он сын Джорджа Герберта Уокера Буша, 41-го президента и младший брат Джорджа Уокера Буша-младшего, 43-го президентов США. Буш отпал. Но кем он заменён? Настоящей акулой капитализма, Дональд Джон Трамп. Миллиардер, основной владелец строительного и игрового и гостиничного конгломерата… Как такое возможно при либерализме, капитализме и якобы интенсивно работающих социальных лифтах?
Умолчим так же и о таком «демократическом» институте как Палата Лордов в Парламенте Великобритании.
На каждый пример социального лифта при капитализме можно привести не один пример социального лифта при ином общественно-экономическом устройстве. И это всё не случайные, спорадические всплески успеха, а системные особенности институтов.
Но хуже другое, заявляемое якобы отсутствие каких-либо препятствий для свободного волеизъявления личности и совместножительства людей при либерализма – есть сущая неправда. Исследуя социальные лифты американского общества, социологи в 90-х годах ХХ-го столетия показали, что возможность пробиться наверх выходцу из американской глубинки нисколько не выше, чем была у средневекового английского крестьянина.
VI
Очевидно, мы не можем говорить о каком-либо сугубом преимуществе либеральных оснований, перед другими политическими течениями в т.н. «равенстве возможностей». Самое любопытное, что с этим «либеральные мыслители» не спорят. Они просто игнорируют все факты, не ложащиеся в их картину мира, в твёрдой уверенности в своей правоте. Так, например, важнейшим «преимуществом» либерального устроения общества, считается отсутствие законов как-то ограничивающих продвижение по социальной лестнице выходцев из низов. Ранее были сословия и перемещаться между ними не было возможности, а при капитализма такого нет и точка.
Но, как мы видели, непреодолимых препятствий, в движениях по социальной лестнице, не было никогда. А законы и традиции, возбраняющие представителям громадных социальных слоёв и групп перемещаться вверх, как раз имели место, например, в вотчине либерализма и свободы в США. В либерализме, как идеологии, нет никаких преград в разделении людей на классы, сословия, касты по самым разным поводам и причинам.
Вспомним сегрегацию негров и дискриминацию цветных в этой стране до 70-х годов 20-го века. В 1905 году? в оплоте современной толерантности – Калифорнии, приняли закон, запрещавший смешанные браки между белыми и «монголами» (так называли всех не белых, про негров речи вообще не шло). Или вспомним сегрегацию не европейцев в английских колониях по всему миру, вплоть до 60-х годов прошлого века.
Апартеид и теория первенствующей расы – порождение именно европейского рационального и толерантного «гения». Ещё недавно характерным для американского общества был не просто взгляд свысока на тех же негров, а презрительное к ним отношение. Заметим, что разделение по цвету кожи гораздо более жёсткое и бескомпромиссное, чем ограничения сословные, поскольку касаются исключительно физиологических отличий людей, безотносительно к их способности использовать свой разум, и преодолены индивидуальными усилиями быть не могут! Вот и сегодня формируется общество, где явные преференции в карьере получают лица с гомосексуальными и иным девиантным сексуальным поведением.
И опять художественная литература поможет нам лучше понять ситуации. Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, в просторечии Марк Твен, отец-основатель американской литературы, в своём романе «Приключения Гекельберри Финна», вкладывая в уста отца главного героя – нищего белого бездомного пьяницы, слова, отражающие настоящее глубинное отношение к неграм (да и вообще к иным) американского общества, пишет так: «И смотри ты, как этот негр нахально себя ведет: он бы мне и дороги не уступил, если б я его не отпихнул в сторону. Спрашивается, почему этого негра не продадут с аукциона? Вот что я желал бы знать! И как бы ты думал, что мне ответили? «Его, говорят, нельзя продать, пока он не проживет в этом штате полгода, а он еще столько не прожил». Ну, вот тебе и пример. Какое же это правительство, если нельзя продать вольного негра, пока он не прожил в штате шести месяцев? А еще называется правительство, и выдает себя за правительство, и воображает, будто оно правительство, а целые полгода с места не может сдвинуться, чтоб забрать этого жулика, этого бродягу, вольного негра в белой рубашке…».
А как же пресловутая «память русского народа о тысячелетнем рабстве»? Может быть лучше говорить о памяти американского народа, который неспособен мирно жить ни с кем и хорошо понимает только кулак?
Приведем, наконец, слова Гильберта Спенсера ярко освещающие, что и свобода и «равенство возможностей» либерализмом понимается крайне специфически, если судить по справедливости. В своей книге «Надлежащая система государственного управления» он писал: «Отсутствие бесплатной системы публичных школ не наносит ущерба свободе любого ребёнка получать образование и развивать свои способности, даже если его родители не способны оплачивать школьные расходы». Sic!
Но капиталистическая свобода идёт ещё дальше.
«В развитых обществах наблюдается возникновение качественно нового неравенства — между способными и не способными к творческому труду людьми… Это постепенно начинает создавать биологический барьер, преодолеть который, в отличие от социального, почти невозможно…
Перспективы ещё более печальны: замена второго типа специалистов на машины и технологии — дело исключительно времени и затрат, и девать этих людей некуда, а их — 90%. Это сейчас проходит Америка. Это грозит России… Неравномерность нового витка биологической эволюции поставит исключительно важный, в первую очередь с мировоззренческой точки зрения, вопрос о единстве человечества» – скромно пророчествует в своей книге «Постчеловечество» Михаил Борисович Ходорковский.
И вот вдруг, представители, так «свободно» и своеобразно построенных политических систем, начинают всех вокруг обучать «уму разуму». Толерантности, терпимости, «равенству возможностей», азам здравого сожительства людей разной веры, языка, нравов и прочих различий во взглядах.
Возможно, что либералы, со страстью неофитов, хотят всех обратить в «свою веру», ломясь в открытую дверь? Человечество многие тысячелетия учились жить по тем законам общежития, которые пытается навязать теперь европейский романо-германский либерализм. До него, наконец, только недавно дошло, что можно не резать, притеснять и обворовывать, а совместно трудиться и жить в мирном соседстве? Сиё и лучше и выгодней и спокойней. Но и тут, похоже, память «о тысячелетнем разбое и насилии» даёт о себе знать.
VII
В конце концов, у нас остаётся единственное оправдание экономического неравенства при капитализме, возникающее на ниве «равенства возможностей» – оно, неравенство, мол стимулирует рынки, которые производят больше разнообразных товары для потребления. Т.е. в либеральной аргументации своего преимущества перед другими идеологиями, на деле не осталось ничего от человека. Совсем не остаётся место личности. Нет даже необходимости в обществе и общении ином, кроме взаимоотношения производства и потребления.
Для иллюстрации описанной картины, коли у нас статья с литературным уклоном, обратимся теперь к хорошей фантастике. К серии рассказов «Звёздные дневники Ийона Тихого», польского писателя Станислава Лема. В своём 24-ом путешествии, главный герой оказывается на планете населённой индиотами. Народ сей состоит из спиритов – сиречь жрецов, достойных – сиречь правителей и лямкарей – трудяг. Обществу индиотов был не чужд прогресс, осуществлявшийся с самыми благими намерениями: «На протяжении веков изобретатели создавали машины, облегчавшие труд и там, где в древности сотни лямкарей гнули облитые потом спины, через несколько веков стояло их у машин лишь двое-трое. Наши учёные все больше совершенствовали машины, и народ этому радовался». Но произошла «трагедия», изобрели Новую Машину, которая сама всё производит и трудяги лямкарии остались без работы и без средств к существованию.
«— Погоди, индиот, — прервал я его. — А что сталось с доходом, который приносили заводы?
— Как что? — возразил мой собеседник. — Доход поступал достойным, их законным владельцам. Так вот, я уже сказал, что нависла угроза голодной смерти…
— Что ты говоришь, почтенный индиот! — воскликнул я. — Довольно было бы объявить заводы общественной собственностью, чтобы Новые Машины превратились в благодеяние для вас!
Едва я произнёс это, как индиот задрожал, замигал тревожно десятком глаз и запрядал ушами, чтобы узнать, не слышал ли моих слов кто-либо из его товарищей, толпящихся у лестницы.
— Во имя десяти носов Инды умоляю тебя, чужеземец, не высказывай такой ужасной ереси — это гнусное покушение на самую основу наших свобод! Знай, что высший наш закон, называемый принципом свободной частной инициативы граждан, гласит: никого нельзя ни к чему приневоливать, принуждать или даже склонять, если он того не хочет. А раз так, кто бы осмелился отобрать у достойных фабрики, если достойным было угодно радоваться им?! Это было бы самым вопиющим попранием свободы, какое только можно себе представить. Итак, я уже говорил, что Новые Машины создали огромное множество неслыханно дешёвых товаров и лучших припасов, но лямкари ничего не покупали, ибо им было не на что…
— Но, дорогой индиот, — вскричал я снова, — разве лямкари поступали так добровольно? Где же была ваша вольность, ваши гражданские свободы?!
— Ах, достойный чужеземец, — ответил, вздохнув, индиот, — наши законы по-прежнему соблюдались, но они говорят только о том, что всякий гражданин волен поступать со своим имуществом и деньгами, как ему угодно, и ничего не говорят о том, где их взять. Лямкарей никто не угнетал, никто их ни к чему не принуждал, они были совершенно свободны и могли делать все что угодно, а между тем, вместо того чтобы радоваться столь полной свободе, мерли как мухи… Положение становилось все более угрожающим: на заводских складах громоздились до неба горы товаров, которых никто не покупал, а по улицам бродили толпы отощалых, как тени, лямкарей.»
Нельзя сказать, что правительство, состоявшее из спиритов и достойных, не предпринимало никаких мер для преодоления кризиса. Сначала оно год совещалось, обсуждая, что же делать. Затем, оно попыталось уговорить достойных отказаться от таких слишком хороших машин и снова нанять лямкарей. На что «Достойные ответили, что Новые Машины работают быстрее и дешевле лямкарей, а потому им угодно производить продукцию именно этим способом.» Потом разработали закон предписывающий «владельцам заводов выделять известную долю своих доходов лямкарям», но его отвергли ибо, «такая даровая раздача средств к существованию духовно развратила бы и унизила лямкарей.» Время шло и «горы готовых товаров все росли и наконец стали ссыпаться через заводские ограды, а измученные голодом лямкари стекались к ним толпами с грозными криками. Напрасно спириты с величайшей кротостью твердили им, что тем самым они восстают против законов государства». Но «лямкари оказались глухи к этим мудрым словам, и для усмирения их злонамеренных замыслов пришлось прибегнуть к вооружённой силе». Впрочем, таков финал большей части начинаний либералов.
Любопытно, что вся эта история с индиотами заканчивается их добровольной и свободной поголовной переработкой в совершенно одинаковые цветные диски, из которых был выложен на поверхности планеты удивительно красивый узор и таким образом установлена «Высочайшая Гармония», «Совершенный и Абсолютный Порядок»…
Т.е. мы видим, что устройство общества на основе чистого разума приводит к последствиям, с которыми мало кто может и хочет смириться. В результате творчества одного только разума создаётся общество вне этики, вне человека. Но не вне реальности.
Далее. Капитал, не смотря на либеральную фразеологию, когда переходит от слов к делу, полагает всех людей обладающих «равными возможностями» отнюдь не иносказательно. Для него, они все действительно равны. До не различения равны. Это как бы первичный его посыл. Для капитала это нормальный подход, ибо он рассматривает людей как, с одной стороны, необходимый элемент производственного процесса, а, с другой стороны, как потребителя. И то и то можно наиболее эффективно использовать, если они стандартизированы, лишены всякого индивидуального различия, а разнятся только по категориям: просто крестьяне, просто рабочие, просто ИТР и т.д.
Для потребления же наилучшим будет абсолютная унификация. Вспомним замечательные слова Генри Форда: «Вы можете получить «Форд-Т» любого цвета, при условии, что этот цвет будет черным». Или современная молодёжная мода, утверждающая такие физические и, теперь уже, физиологические параметры, где отсутствует различие между мужчиной и женщиной. Или подумаем о мелькающей каждый год моде. Но при этом все модно одетые выглядят абсолютно одинаково по всей планете. Как это, нынешнее «модно», разнится с традиционным народным костюмом, имеющим бесконечное разнообразие и бесчисленные вариации от местности к местности и от личности к личности. Вот он-то не похож один на другой. Он по-настоящему индивидуален. Он личностен и социален одновременно. Тоже и с языковыми диалектами.
Вспомним странный теоретический конструкт – человека экономического или рационального потребителя. Странного не тем, что используется как модель в научных исследованиях, а тем, что либерально мыслящие деятели, на полном серьёзе, пытаются проводить реальную экономическую и социальную политику государства исходя из данной модели. Это всё равно как при строительстве моста через реку руководствоваться исключительно расчётами теоретической механики, забыв о сопротивлении материалов, о геологии и прочем.
Глубочайшая ошибка либеральной идеологии, по крайней мере, людей искренне её разделяющих и её исповедующих, состоит, по нашему мнению, в том, что либертарианцы путают экономические риски с творчеством. Но пример СССР показал, что отсутствие экономических рисков ни в коей мере не препятствует творчеству. Особенно в науке и технике, в культуре…
Что остаётся? Новое производство? Но и в этих областях в СССР больших успехов, выдающихся свершений и удивительных находок нисколько не меньше, чем на Западе. Достижения в области космонавтики, военной техники, ядерной энергетики, авиастроении и многом другом тому порука.
Что? Организация производства? Простите, но решение задачи переброски и развертывания промышленности в первые годы Великой Отечественной, разве не пример высочайшей организованности? Создание атомной промышленности? Создание ракетостроения? Сотни тысяч изобретений и их популяризация в СССР? Составление адекватных, согласованных многолетних планов развития народного хозяйства?
Единственно, где действительно проиграл СССР и это его погубило – идеология. Причём проиграл, можно сказать, сам себе – отказавшись от борьбы. Руководство СССР положив, что всё уже сделано и далее будет двигаться всё само собой, конвергировать и срастаться.
Как это похоже на политику сегодняшней правящей в РФ группы!
И вот остаётся у нас второй путь – общество, где равные возможности проистекают из справедливости. Но нам надо рассмотреть не только оное, но вначале показать, что такое устроение общества ни в коем случае не противоречит свободе.
Но это темы следующих работ.
