В старейшем и основном военно-теоретическом издании Министерства обороны Российской Федерации — журнале «Военная Мысль», кандидат политических наук Д.Г. ЕВСТАФЬЕВ и кандидат технических наук А.М. ИЛЬНИЦКИЙ опубликовали программную статью «Приоритеты управления национальной безопасностью и обороной в условиях постглобального мира».
В опубликованной статье рассматривается влияние глобальных трансформаций, обостренных ситуативными факторами, в частности политической нестабильностью в США и пандемией коронавируса, на изменение системы военно-политических вызовов безопасности и развитию Российской Федерации (РФ). Обосновывается необходимость пересмотра подходов к реализации стратегии национальной безопасности, предложены актуальные для современных условий приоритеты ее обеспечения.
В ПОСЛЕДНИЕ несколько лет наблюдается резкое ускорение процессов трансформации на глобальной арене. Мир столкнулся не просто с призраком системного кризиса, но с коллапсом моделей развития. Большинство из них строилось исходя из неизбежности утраты национальными государствами своей внутренней целостности и перехода к управлению крупнейшими экономическими, социальными, а в перспективе и политическими системами на сетевой основе при доминировании не только транснациональных корпораций, но и международных социальных, гуманитарных и политических структур. Фактически ставился вопрос о демонтаже мироустройства, основанного на национальных государствах.
Журнал «Военная Мысль» предназначен для высшего и старшего командного состава Вооруженных Сил Российской Федерации, специалистов научно-исследовательских учреждений Минобороны России, профессорско-преподавательского состава и офицеров–слушателей военных академий, университетов и институтов, руководителей предприятий оборонной промышленности.
Часть — 2. Формирование глобально значимых геоэкономических макрорегионов: риски для России
В России, как и в остальном мире, сейчас идет наращивание многополярности, которая становится объемной, причем четырехмерной, где к трем пространственным координатам добавляется информационное поле, направленное как во вне, так и внутрь государства. Естественным следствием такого качественного разворота станет выход на первый план вопросов устойчивости и живучести России, как геосоциальной системы. Данное новое понимание в гуманистической трактовке обозначил Президент РФ В.В. Путин в Послании Федеральному Собранию 15 января 2020 года, говоря о первичности социальной устойчивости в стране как об условии сохранения Россией статуса великой державы 8.
Пока удается поддерживать относительную целостность системы международных отношений за счет сохранения всемирной повестки дня, обеспечиваемой глобальностью и подконтрольностью США информационного пространства (что само по себе подчеркивает приоритетность данного направления для Вашингтона и его сателлитов). Но рано или поздно разрыв целостности достигнет критической отметки, причем толчком может послужить распад глобального финансового пространства. После этого процессы регионализации могут начать развиваться сверхбыстрыми темпами в слабо контролируемом формате с существенно более широким, чем ранее предполагалось, задействованием военно-силовых инструментов.
В ходе данных процессов очевидно будет утрачиваться целостность ряда мировых георегионов, особенно сформировавшихся «явочным порядком» и на основании политических, а не геополитических и геоэкономических факторов как, например, Большое Средиземноморье. Уже можно, в частности, наблюдать разрушение целостности так называемого Ближнего Востока, распадающегося на два субрегиона — Персидский залив и Восточное Средиземноморье. Процессы регионализации создают возможность внешних манипуляций, включая и ограниченное силовое давление в различных формах в целях управления средне- и долгосрочными процессами развития 9.
Такие же процессы, хотя и в менее активной форме, затрагивают и Евразию, включая и пограничные с Россией пространства, образуя для нее не только «имиджевые» или политико-институциональные, но также политические и экономические риски. Так, о росте напряженности в районах, сопредельных с Афганистаном, говорил в своем выступлении на VIII Московской международной конференции по безопасности (апрель 2019) Министр обороны РФ генерал армии С.К. Шойгу10 (рис. 3), и этот прогноз полностью подтвердился.
Рис. 3. На VIII Московской международной конференции по безопасности
Министр обороны РФ отметил рост напряженности в районах, сопредельных с Афганистаном
Наблюдается также превращение Среднего Востока в узел военносиловых противоречий с перетеканием нестабильности из одной части данного региона в другую.
Главный вопрос национальной безопасности России в данном аспекте состоит в том, как «выгнется» сформировавшаяся средневосточная дуга нестабильности — в направлении Персидского залива и арабских нефтяных монархий или в сторону Прикаспия и Центральной Азии. Но исход данного важного для РФ военно-стратегического тренда современности зависит от ее способности не только сдерживать тенденции радикального исламизма на дальних рубежах, но и обеспечивать относительную военно-политическую и социальную стабильность по периметру Евразии, а также на важнейших внешних и внутренних форпостах России.
* Примерами важнейших внутренних форпостов, демонстрирующих синергию внешних и внутренних рисков, а также рисков и возможностей развития, следует, на наш взгляд, считать Астрахань (Нижнее Поволжье) и Оренбург (Южное Зауралье). Там сходятся сразу несколько силовых линий геоэкономического и геополитического развития. А в период формирования новых макрорегионов значение данных форпостов будет только расти, но одновременно усиливаться их военно-силовая уязвимость и привлекательность в качестве точки для нанесения удара со стороны потенциального противника, как это, например, произошло при завязке русскояпонской войны в отношении Порт-Артура.
Участие в процессах регионализации на пространстве Евразии и в ближайшем геополитическом окружении России — важнейшая составляющая политики в сфере обеспечения безопасности страны и создания условий для ее поступательного развития. Это потребует пересмотра многих базовых, концептуальных подходов к политике в сфере национальной безопасности и управления нейтрализацией общегосударственных рисков.
Компоненты политики национальной безопасности России: постглобальное прочтение
Особенности глобальных трансформаций, изменений институциональной структуры глобальной политики и экономики требуют нового переосмысления политики России в сфере безопасности. При этом нельзя полагаться ни на традиционное ее понимание, основанное на стереотипах времен «холодной войны», ни на концепции, доминировавшие в период активных попыток интеграции с коллективным Западом и утверждавшие о вторичности военно-силовых факторов национальной безопасности страны и о возможности как минимум купировать часть возникающих военно-политических рисков за счет участия в глобальных и региональных институтах. В современных условиях целесообразно, на наш взгляд, говорить о следующей структуре взаимосвязанных приоритетов обеспечения национальной безопасности и развития России (рис. 4).
Рис. 4. Структура приоритетов обеспечения национальной безопасности и развития России в современных условиях
Рассмотрим более подробно суть и содержание каждого из представленных приоритетов.
Первый приоритет — военная защищенность по всему спектру конфликтов, включая субконвенциональные угрозы и угрозы в сфере кибербезопасности — подразумевает понимание оборонной сферы как единого пространства в управлении государством, требующего функциональной интеграции всех его ресурсов. Необходимо концептуальное, если хотите, социально-философское переосмысление ситуации в контексте нарастания угроз национальной безопасности в условиях глобального кризиса, развивавшегося последние десятилетия и особо обострившегося в ходе пандемии коронавируса. Требуется также изыскание (разработка) адекватных моделей, обеспечивающих социально-экономическую и оборонную устойчивость страны на среднеи долгосрочную перспективу.
Второй приоритет — обеспечение возможности быстрого перевода системы политического и экономического управления страной в мобилизационный режим — обусловлен форсированной разработкой в США концепции и инструментария внезапного «обезоруживающего» удара по центрам управления и ключевым экономическим и инфраструктурным объектам, включая и точечное использование тактического ядерного оружия, причем даже в случае сохранения неядерного характера противоборства. В связи с этим необходимо создание устойчиво дублированных и зарезервированных экономических систем, выведенных за рамки экономики мирного времени и не действующих в формате «коммерческой выгодности».
Третий приоритет — существенное расширение понятия «военная угроза» и уточнение условий привлечения ВС сил для их предотвращения — вытекает из предыдущего приоритета и позволяет адаптировать указанный там аспект политики национальной безопасности и обороны к новой ситуации. Интегральной частью данного приоритета должен стать надведомственный механизм выработки стратегии военно-технологической политики и в целом — промышленно-инвестиционной политики, а также налаживание действенного контроля за ее реализацией как в рамках государственного оборонного заказа, так и через стимулирование инициативных проектов в пределах частногосударственных отношений и особого инвестиционного контура.
Четвертый приоритет — резкое повышение уровня геостратегической военно-политической связности страны, которая должна восприниматься как целостное понятие, существенно выходящее за рамки чисто логистического или даже экономико-управленческого понимания. Об том говорил Президент РФ В.В. Путин на заседании Госсовета (23 декабря 2020), выделив в качестве приоритета инфраструктурное «сшивание» страны, которое не может быть достигнуто эволюцией существующих программ инфраструктурного развития «от достигнутого». Глава государства однозначно указал на определяющее значение социального компонента в инфраструктурном и пространственном развитии 11.
Сформировавшаяся ныне стратегия концентрации ресурсов в мегаполисах, навязанная России извне, противоречит ее цивилизационному коду и закладывает социальную бомбу под ее будущее. Сейчас на Москву и Санкт-Петербург приходится треть валового внутреннего продукта РФ. Но любая конструкция устойчива, когда есть минимум три опоры. Такой третьей опорой России должны стать города и территории развития Сибири и Дальнего Востока, где уже имеются многие виды ресурсов, промышленный и научный потенциал, но наблюдаются дефицит кадров и управленческих компетенций, а также главные проблемы и угрозы — депопуляция и слабая инфраструктура.
Геостратегическая связность — важнейший инструмент обеспечения социально-политической целостности страны и сохранения управляемости при любых сценариях развития. Одной «вертикали власти» в условиях гибридизации угроз уже, на наш взгляд, недостаточно. Обеспечение устойчивости системообразующих социальных систем, воспроизводство традиционных для нашей страны социальных и социально-управленческих институтов становится условием достижения высокой степени геостратегической связности России 12. Целесообразно пересмотреть политику развития территорий — перейти от укрупнения и концентрации к разумному рассредоточению, к формированию единого стандарта управления и качества жизни по всей территории РФ. Слово «невыгодно» должно быть убрано как приоритет из государственной политики России и заменено словом «безопасно».
Пятый приоритет — обеспечение экономических и политических интересов России, а также предотвращение возникновения политических угроз для нее с потенциалом перерастания в военно-политические — касается не только ближайших прилегающих к РФ регионов, но и значительного пространства Евразии, в ряде случае выходящего за рамки территорий постсоветских республик. Политика укрепления геостратегической связности должна иметь экстравертный характер, стимулируя активность страны на важнейших внешних направлениях в целях создания пространств стабильности и безопасности. Решение данной задачи, безусловно, потребует уточнения места и роли военно-политических, а в ряде случаев также военно-силовых инструментов и снятия целого ряда ограничений на их применение, в том числе унаследованных Россией от периода раздела советского наследства.
Шестой приоритет — обеспечение проецирования политического и экономического влияния России и благоприятного для нее характера экономических процессов в ключевых регионах мира — предполагает стремление к формированию вокруг РФ, в том числе и за пределами Евразии, защищенного от внешнего давления пространства экономической деятельности, для чего могут понадобиться не только политические и экономические меры, но и гибридные инструменты, включая военно-силовой компонент.
Седьмой приоритет — обеспечение высокого уровня информационной безопасности и социоинформационной защищенности — относится не только к информационному про-странству России, но и ее партнеров по евразийским интеграционным проектам, прежде всего в рамках Союзного государства России и Белоруссии и ЕАЭС. С учетом сращивания манипулятивных и киберударных средств и постепенной легализации их в качестве инструментов воздействия на конкурента и потенциального противника в условиях мирного времени возникает настоятельная потребность в уточнении роли ВС России относительно реализации данного приоритета 13. Цифровые платформы и технологии искусственного интеллекта также могут быть активным инструментом десуверенизации России, создавая бреши в национальной безопасности. Американцы уже три года как приняли федеральные законы и доктрины, где Россия назван оппонентом (противником) США, там предписано «to close the loopholes against the Russian Federation» — «закрыть все бреши против Российской Федерации».
В США создано отдельное киберкомандование — кибервойска, входящие в Агентство национальной безопасности (АНБ), одну из самых секретных и технологичных спецслужб Пентагона и разведсообщества США, ведущую в том числе киберразведку и контрразведку.
Эта армия из 18 тыс. военных интеллектуалов ведет против России войну гибридными методами — от экономических санкций до информационных и кибератак. В США также принята на вооружение концепция «перманентной активности и обороны на передовых рубежах» в целях захвата и удержания стратегической инициативы в киберпространстве, создавая у противника неопределенность в отношении их намерений за счет переноса борьбы на вражескую «виртуальную территорию».
Оценивая структуру и содержание представленных приоритетов национальной безопасности и развития России, важно обратить внимание на ряд принципиальных моментов.
Во-первых, маловероятно претворение в жизнь любого из них, а тем более всей их совокупности, исключительно политическими или сугубо военно-силовыми средствами. Военно-силовой компонент становится весьма значим, но только в интеграции с другими инструментами национальной мощи и на основе общего целеполагания. Это подразумевает принципиально более высокий уровень координации важнейших компонентов национальной мощи и преодоление в относительно короткие сроки межведомственной разобщенности.
Во-вторых, поставленные приоритеты невозможно реализовать только путем участия России в деятельности даже сохраняющих дееспособность глобальных и региональных политических, экономических и военно-политических институтов. Эффективная политика в сфере национальной безопасности и обороны требует высокого уровня «национализации политики» как внутри страны, так и на внешнем контуре, освобождения ее от влияния глобальных лоббистских наслоений, в том числе связанных с наследием 1990-х годов.
В-третьих, следование данным приоритетам предполагает в нынешних геополитических условиях высокую и, вероятно, растущую роль военно-силового компонента национальной мощи государства.
В связи с этим представляется целесообразным преодолеть существующую в обществе и политических институтах «аллергию» на точечное и продуманное применение военной силы, но при безусловном обеспечении комплексности принимаемых решений и устойчивого политического контроля за действиями силовых структур* , а в случае серьезного кризиса — и гражданских органов управления.
* В США после появления «вьетнамского синдрома» в начале 1980-х годов министр обороны К. Уайнбергер сформулировал доктрину, определяющую условия для применения ВС за рубежом. Она обусловливала задействование ВС США наличием четко очерченных целей и готовностью использовать все возможные ресурсы для их достижения. Доктрина Уайнбергера вызвала большие споры в американском политическом руководстве, но де-факто применялась. После окончания «холодной войны» данную доктрину скорректировал тогдашний председатель ОКНШ К. Пауэлл в сторону расширения возможности применения ВС в ограниченных военных конфликтах, миротворческих миссияхи др. Министр обороны США Д. Рамсфелд в администрации Дж. Буша-младшего пытался еще более смягчить доктрину. Положения доктрины остаются актуальными и по сей день, а попытки ее игнорировать (например, в Сомали в 1993 году, а в дальнейшем, в начале 2000-х годов — в Афганистане и Ираке) приводили к исключительно печальным политическим последствиям.
Таким образом, в России назрела, на наш взгляд, объективная необходимость концептуального переосмысления основ оборонной и политической (геосоциальной) безопасности. Оно должно носить аккуратный, взвешенный характер, не дестабилизирующий систему политического и военного управления, но учитывающий фундаментальные изменения глобальной политики и операционного пространства для реализации российских национальных интересов. В первую очередь требуется формирование новой идеологии российской политики в области национальной безопасности, которая будет положена в основу всего государственного строительства в России.
ПРИМЕЧАНИЯ
8 Послание Президента РФ Федеральному Собранию. 15 января 2020. URL: http://kremlin.ru/events/president/news/62582 (дата обращения: 15.12.2020).
9 Евстафьев Д.Г. Евразийская «дуга нестабильности» или управление глобальным экономическим ростом // Экономические стратегии. 2019. № 7. С. 46—56.
10 Выступление Министра обороны РФ генерала армии Сергея Шойгу на VIII Московской конференции по международной безопасности MCIS2019. URL: http://mil.ru/mcis/news/more.htm?id=12227557@cmsArticle (дата обращения: 14.12.2020).
11 Стенограмма совместного заседания Госсовета и Совета по стратегическому развитию и нацпроектам. 23 декабря 2020. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/transcripts/64736 (дата обращения: 24.12.2020).
12 Ильницкий А.М. Ответить на вызовы времени: необходимо пространственно-территориальное переосваивание страны // Национальная оборона. 2020. № 9. С. 20—28.
13 Черныш А.Я., Попов В.В. Об эволюции теории и практики единого информационного пространства и первоочередных мерах по его развитию в интересах повышения эффективности управления национальной обороной Российской Федерации // Военная Мысль. 2019. № 9. С. 47—54.
